Chapter 5

Боль была адской. Настолько сильной, что тело корёжило от невыносимых мучений. Но я был бы не я, если бы издал хоть единый звук. Я держался только на гордости, чувствуя, как золото буквально расплавляет мой рот и горло. Как оно прокладывает себе путь в мои внутренности, не ощущая никаких преград. — За нарушение законов... — голос отца дрогнул, но у меня не было сил даже на то, чтобы взглянуть на него. Извиваясь от невыносимой боли, я лишь молился о том, чтобы просто иметь вновь возможность вздохнуть обожжёнными лёгкими воздух. Я задыхался, с каждой секундой теряя себя от боли. В глазах темнело, но сознание всё так же оставалось при мне. — Проклинаю тебя! Не знаю, когда, но золото перестало жечь. Оно как будто впиталось в меня, распространившись по венам и жилам. В каждую, даже самую далёкую частичку тела, чтобы навсегда остаться во мне. Как напоминание об этом дне. Дне моего порабощения. — И изгоняю, навсегда лишив возможности вернуться. В конце фразы голос отца как будто потерял прежнюю силу. И он закончил говорить, отвернувшись от меня. Моё тело исцелялось от ужасных ожогов за считаные секунды. Так быстро, как и никогда прежде. Это и есть моё проклятие — как бы ни было больно, какие серьёзные раны я бы ни получил, не смогу умереть. До тех пор, пока жив тот, за кем я пойду до конца. Теперь у меня осталось всего несколько часов, когда я принадлежу сам себе. Потом проклятие заставит меня найти своего "хозяина". Я лежал на земле, не имея сил даже подняться. Отец присел рядом со мной и наклонился ко мне, чтобы слышал только я. — Лучше так, нежели видеть, как ты умираешь. Прости меня, сын. Я больше не был волком. Лежал в человеческом обличии, понимая, что пути назад больше нет. Кому лучше, отец? Тебе? Что не казнил своего сына? Нет, не лучше. Ты обрёк меня на участь куда хуже смерти. Мои сородичи безучастно стали расходиться, разочарованные. Я проводил их взглядом, каждого. Но брата так и не увидел. Он не пришёл. Когда на трибуне не осталось больше никого, кроме отца, он помог мне подняться. Положил мою руку себе на плечо и помогал мне переставлять ноги. Перенесённые мучения, осознание собственной судьбы — всё это навалилось на меня столь тяжёлым грузом, который, казалось, я просто не смогу вынести. Потому как ничего светлого в моей жизни просто не осталось. — Кое-кто хочет поговорить с тобой. Пойдём. Плевать. Плевать на всё. Я хотел простого обыкновенного покоя. Отец привёл меня в свой дом. Завёл в гостевую комнату и усадил на стул. Потом просто ушёл, оставив меня наедине с незнакомым мужчиной. Я посмотрел на него мельком и сразу же понял, что мужик совсем не прост. У него была сильная аура, пусть даже он и был человеком. Мужчина излучал уверенность и силу, что показалось мне таким знакомым. Как будто передо мной сидел не незнакомец, а отец. — Да, вижу, жизнь тебя сильно потрепала, малец. Он был крупным и сильным. Хорошо одет, можно сказать, дорого. Деловой костюм, дорогие часы из золота, сверкающие кожаные ботинки. Он смотрел на меня серыми глазами, и единственное, что зацепило меня в этом взгляде, — отсутствие какого-либо отвращения и жалости. — А ты ещё что за хрен? Лишь из-за того, что этот мужик не смотрит на меня, как на кусок говна, я выпрямился и посмотрел на него более внимательно. Судя по тому, что отец самолично принял его, он знает о том, кто мы такие. А мужик-то очень сильно непростой. — Побольше уважения к тому, кто посодействовал сохранению твоей жизни, щенок! А дядька-то не привык к такой фамильярности. Вон как подобрался. В его кругах ему наверняка все в задницу целуют, а тут вдруг такое неуважение. Непорядок. Я усмехнулся, подавшись немного вперёд. После превращения на мне не осталось даже тех жалких штанов. И пусть моя нагота здесь, как минимум, неуместна, мне было на это глубоко плевать. — Могли бы и дать тебе одеться сначала. — Не положено проклятым. Так это из-за тебя я теперь пожизненный раб? Да, мужик, удружил ты мне. Так удружил, что я теперь это не забуду. Никогда. Сумею отплатить той же монетой. Добром за добро, как говорится. Из кожи вон вылезу, лишь бы пустить его жизнь под откос. Он смотрел на меня довольно долго. Оценивающе. Как на товар, чем я, в принципе, и являлся. Ведь наверняка именно он будет решать, кому будет принадлежать моя жизнь дальше. — Я здесь не для того, чтобы выслушивать угрозы. У тебя есть два варианта — или мы договоримся, или я уезжаю, оставив тебя здесь. Увезу твоего хозяина так далеко, как только смогу, и ты будешь медленно гнить и скулить от боли, мечась по миру в надежде найти того, ради кого ты был проклят. Как тебе перспектива? — Звучит заманчиво. Мужик усмехнулся, продолжая на меня смотреть. Не знаю, показалось мне или нет, но, кажется, в его глазах промелькнул отблеск уважения. — Сохранил присутствие духа, несмотря ни на что. Продолжаешь бороться. Мне о тебе не соврали. Ну что ж, раз угрозами добиться ничего не получится... Он взял стул и подошёл ко мне поближе. Поставил стул напротив меня и сел, не сводя глаз с моего лица. — Давай тогда по-другому. Ты мне нужен... — Я так и понял, не тупой. — Не перебивай. Как и я тебе. Мои брови удивлённо полезли на лоб. — Ты с хрена ли мне сдался? — Малец, я не первый год знаю твоего отца. Было время, когда мы вместе состояли в одной группировке. Где я и узнал о существовании таких, как ты. Это меня сильно впечатлило. Я видел твоего отца в действии и понял, что хочу знать о вас больше. И я действительно кое-что узнал. Из внутреннего нагрудного кармана он достал маленькую, очень старую книгу. Настолько старую, что, казалось, она сейчас развалится в его руках. — Это — очень древний дневник твоего сородича. Где написано, что проклятие можно снять. Моё сердце забилось сильнее, как только я это услышал. Но всеми силами постарался оставаться равнодушным. — У меня к тебе предложение. Выполни то, что я прошу, и наградой для тебя будет свобода. — Ты врёшь. Проклятие нельзя снять. — Ты в этом уверен? Я не знал, что на это сказать.