Глава 4 Моральное Превосходство

“Прости меня, Рейли. Все из-за меня... Я во всем виновата...” — сквозь всхлипывания сказала Уэйверли. Она рыдала, как ребенок, который пережил несправедливую обиду. Сэмюэл напрягся. Изначально у него была слабость к Рейли, но когда в семье появилась Уэйверли, свою заботу он переключил на нее, как на более слабую и беззащитную. Или это был все-таки зов родной крови? Так или иначе, в тот момент он был похож на льва, который готов броситься на защиту своего детеныша. “Тебе не за что извиниться перед ней, Уэйви! — рявкнул он и повернулся к Рейли. — Ты тоже считаешь ее виноватой? Может быть, скажешь, что все твои страдания и травмы из-за Уэйверли? Но это же бред! Абсурд! Ты как будто лишилась рассудка!” “Не торопитесь с выводами!” — как гром среди ясного неба прозвучал густой мужской голос. У входа в палату стоял Казимир Сазерленд. Он слышал все, что рассказала Рейли. “Казимир? Как ты здесь оказался?” — удивленно спросил Сэмюэл. “Мистер Сазерленд оплатил мой номер в гостинице”, — бесстрастным тоном произнесла Рейли. “Да, но... Ведь вы... Как ты... Ну ты даешь... — растерянно промямлил Сэмюэл, но в конце концов нашел нужные слова, чтобы сформулировать свою мысль: — Казимир, ты теперь помолвлен с Уэйверли. Тебе не следует оказывать никаких знаков внимания другим женщинам”. “Ты совсем попутал берега? Не в состоянии расставить приоритеты? — не скрывая раздражения, сказал Казимир. — Мисс Гудридж только что вышла из тюрьмы. Спросил ли кто-нибудь из вас, голодна ли она или уже поела? И выглядит она очень болезненно. Подумал ли кто-нибудь из вас о том, чтобы сразу устроить для нее медицинское обследование?” Сэмюэл засопел, задумался и через какое-то время предпринял попытку оправдаться: “Да, наверное, я был недостаточно внимателен...” Рейли в очередной раз горько усмехнулась и посмотрела на Казимира. Но в ее взгляде не было ни благодарности, ни обиды. Хотя случилось именно так: единственным человеком, кто проявил о ней хоть какую-то заботу, стал он, любовь всей жизни, не отвечавший взаимностью; вероломный жених, разбивший ее сердце. Никто из членов так называемой семьи действительно палец о палец не ударил, чтобы реально помочь Рейли в насущных житейских вопросах. Даже Харриет вспомнила об этом после гневной отповеди Казимира. “Сынок, сейчас же закажи еду для Рей-Рей”, — слабым голосом распорядилась она и промокнула платком заплаканные глаза. Осознав свою оплошность, Сэмюэл тут же схватил телефон и полистал несколько сайтов, чтобы выбрать самые питательные блюда. В итоге он остановился на одном из роскошных ресторанов города, где цены были просто космическими. Даже в этом проявилось то, что им подсознательно руководило чувство вины. Через несколько минут он доложил: “Я заказал обед. Заплатил за срочную доставку. Должны привезти в течение тридцати минут”. “Спасибо, мистер Гудридж”, — холодно поблагодарила Рейли. Сэмюэла передернуло от ее тона. За весь день с момента встречи у ворот тюрьмы она ни разу не назвала его по имени, намеренно показывая свою отстраненность. По сравнению с ней случайный попутчик в лифте или прохожий на улице показался бы родным человеком. Обида мгновенно переплавилась в ярость. Сэмюэл, сверкая безумным взглядом, резко подошел к Рейли и требовательно спросил: “Ты уверена, что травмы на твоем теле действительно появились в тюрьме? Пытки водой и электричеством? Ты была в государственном исправительном учреждении, а не в логове маньяков и садистов, не у средневековых инквизиторов! Я отказываюсь верить в то, что такое возможно в обществе, где главенствует закон! Никто не мог подвергнуть тебя пыткам или вынудить к признаниям!” “Мистер Гудридж, на что вы намекаете? — скривилась Рейли. — Вы хотите сказать, что я сама нанесла себе все раны и увечья? А известно ли вам, что первые три года я провела в тюрьме Девятого округа? Только в прошлом году меня перевели в женскую тюрьму Джексберга.” Слова “Тюрьма Девятого округа” повисли в воздухе, заставив всех в больничной палате ошеломленно замолчать. Тюрьма находилась на острове, окруженном океаном. Это было мрачное, зловещее место, где содержались только самые опасные преступники. Система содержания отличалась невероятной строгостью: у заключенных не было свободы движений, все размещались либо в тесных одиночных карцерах, либо в переполненных душных камерах, где людей было больше, чем мест на нарах; их кормили ровно так, чтобы никто не умер с голоду и даже питьевой воды не давали вволю; за малейшую провинность любого ждало несоразмерное наказание. Тюрьма Девятого округа была печально знаменита по всему миру, и само ее название стало синонимом ада на земле. Затерянный в океане остров и был тем самым логовом садистов и маньяков, в существование которого отказывался верить Сэмюэл. Можно было только поражаться тому, что Рейли отправили в такое место, ведь степень тяжести ее так и не доказанного преступления не предполагала столь изуверских условий заключения. Непостижимым казалось и то, что она сумела продержаться в этом аду целых три года. “Судя по вашей реакции, вы наслышаны, что такое тюрьма Девятого округа? Или хотите, чтобы я в подробностях рассказала о времени, приведенном там? Уверяю вас, это такая захватывающая история, что вы запомните ее на всю жизнь, — бесстрастным тоном сказала Рейли. Ее лицо ничего не выражало, глаза заполняла пустота, как у человека, чья душа умерла. Казалось, она говорила не о себе, а о ком-то постороннем и о совершенно обыденных вещах. — В первый день они вбили мне в палец длинный железный шип. Я кричала и думала, что лишилась рассудка от боли. Когда штырь вытащили, кровь разлетелась во все стороны. Боль была настолько сильной, что я потеряла сознание. Они привели меня в чувство, окатив водой. А дальше — больше. В итоге длинные металлические шипы вогнали мне во все пальцы на обеих руках. На следующий день меня избили кнутами, хлысты которых были смочены какой-то едкой жидкостью. Мое тело превратилось в бесформенное кровавое месиво. На десятый день они бросили меня в водяную тюрьму. Грязная вода кишела пиявками, крысами и прочей мерзостью. Они грызли мое тело. Боль была настолько сильной, что я даже не могла позвать на помощь”. “Довольно! Хватит! Я не могу больше это слышать!” — истерично выкрикнул Сэмюэл. Уэйверли дрожала от ужаса и зажимала уши ладонями. Рейли резко подняла голову, с презрением посмотрела на брата и сестру и спросила: “Что, вам даже слушать невыносимо? Ваша нежная нервная система не выдерживает? А каково тому, кто испытал все это на самом деле? Как я сумела выдержать?” “Но почему ты не сообщила нам, что была в тюрьме Девятого округа? Ведь мы же этого не знали!” — с упреком парировал Сэмюэл. “Почему я не сообщила? Отличный вопрос! — Рейли саркастически рассмеялась. — Вы действительно думаете, что я могла связаться с внешним миром? Единственный раз, когда я имела глупость попросить у надзирателя телефон, вы можете представить, чем это закончилось? Они подвесили меня за руки к потолку и избили до полусмерти!” Лицо Сэмюэла стало бледным как полотно, он тяжело дышал, но Рейли не обращала на это внимания и беспощадно продолжала: “Может быть, судьба не считала, что пришло мое время умереть и позволила мне выбраться живой из тюрьмы Девятого округа. Но и в Джексберге мои мучения не закончились. Каждый вечер, когда я возвращалась в камеру, я знала, что меня ждут самые изощренные издевательства от одной из заключенных, которая считала себя самой главной в тюрьме. После того, как вы все это услышали, мистер Гудридж, вы испытали облечение? Порадовались, что это я оказалась в тюрьме, а не ваша драгоценная родная сестра, Уэйверли?” Сэмюэл сжал кулаки, его глаза потемнели. Красивое лицо исказила болезненная гримаса. Он уже было открыл рот, чтобы наконец как-то выразить свое сострадание, но осекся, понимая, что любое его слово будет выглядеть как признание вины и попытка оправдаться. “Рей-Рей, ты так много страдала...” — раздался слабый голос Харриет. Она была настолько потрясена услышанным, что не могла найти нужных слов, чтобы поддержать Рейли. “Миссис Гудридж, я заслужила эти страдания. В конце концов, разве я не наслаждалась восемнадцатью годами беспечной жизни в вашей семье?” — спокойно сказала Рейли. Ее подчеркнуто равнодушие больше всего задевало тех, кто считал себя близкими людьми. “Мне так жаль, Рей-Рей! Я сделаю все, чтобы все как-то исправить!” — сквозь рыдания сказала Харриет. “Если вы хотите что-то исправить, миссис Гудридж, то сделайте это для Уэйверли. В конце концов, она — ваша родная дочь, которую вы потеряли на восемнадцать лет”, — холодно произнесла Рейли. Ее убийственное спокойствие выводило Сэмюэла из себя. Он видел в этом открытый вызов. Не в силах больше сдерживаться, он упрекнул: “Рейли, разве ты не видишь, как мама сожалеет о том, что случилось, как сочувствует тебе? А ты разговариваешь с ней таким саркастическим тоном!” Он искренне сопереживал тому, что Рейли пережила за четыре страшных года, но его гнев в тот момент был так же реален. В конце концов, все это становилось похожим на проявление неблагодарности и высокомерия. Стараясь не поддаваться эмоциям, Сэмюэл выбрал интонацию строгого старшего брата и наставительно сказал: “В любом случае, все это в прошлом. Ты теперь вышла из тюрьмы. Нужно забыть прошлое и жить хорошей жизнью со своей семьей. Зачем ты устраиваешь нам сцены? Тебе что, доставляет удовольствие огорчать нас? Ты как будто с презрением относишься к нам”. Забыть прошлое? Всего два простых слова, и он думает, что они могут стереть четыре года моего адского существования? Он никогда не испытывал даже миллионной доли того кошмара, который я пережила, но он судит меня. Семейство Гудридж не только не хочет признать свою вину, но все они еще имеют наглость претендовать на моральное превосходство! Рейли хотелось сказать все это вслух и больше того — осыпать проклятиями всех лицемеров, которые прикидывались близкими людьми. Но ни одно слово не сорвалось с ее губ. Но не мог промолчать Казимир. Его, вне зависимости от того, что он прежде был женихом Рейли, до глубины души потряс ее рассказ. Любой нормальный человек, даже совершенно посторонний, не мог остаться равнодушным и не заметить той несправедливости, которую проявляли по отношению к ней члены семьи. “Послушай, Сэмюэл, я не думаю, что Рейли устраивает сцены, — резко заявил он. — Она просто рассказала все как есть! Но вас, похоже, это не очень устраивает! Ты, ее брат, не то что никак не утешаешь сестру, не стремишься поддержать ее, а осыпаешь упреками и бранью! Ты считаешь это нормальным?”